Учить инженеров по-старому нельзя: мир изменился, и профессия изменилась вслед за ним. В специальном проекте Томск.ру мы вместе с Томским политехническим университетом разбираемся, какие задачи стоят перед современными инженерами и как учить студентов, чтобы они не просто успевали за прогрессом, а возглавляли его.
Кто такие новые инженеры и как их готовить — вопросы не философские, а жизненные: вуз, не ответивший на них, остается на обочине образовательного процесса, в него не едут лучшие абитуриенты, он не участвует в построении индустрий 5.0. Поэтому одна из стратегических ставок Томского политехнического университета – это как раз новое инженерное образование. Как за три года изменится Политех и что срочно меняется прямо сейчас, рассказал журналиста портала Tomsk.ru директор Института развития инженерного образования ТПУ Роман Лаас.
— Новое инженерное образование — стратегический проект Томского политеха. У любого проекта есть продукт на выходе. Нашим продуктом будет то, что Политех станет национальным центром по инженерному образованию, одной из точек его пересборки и трансформации в России. Почему «одной из»… Как только мы стали погружаться в эту историю, стало ясно, что не существует единственно верного ответа на вопрос «а как правильно». Образовательных моделей должно быть множество, специфику каждого региона и каждого вуза нельзя не учитывать. Единственный способ пересобрать и переосмыслить инженерное образование в масштабах всей страны - делать это с ведущими инженерными, техническими и политехническими вузами. Только действуя как распределенная сеть, мы можем достигнуть качественно нового результата. Поэтому мы с партнерами инициировали создание консорциума «Новое инженерное образование». Соглашение подписали уже 18 вузов, он будет вот-вот запущен. Есть хорошая аналогия — любое современное техническое устройство не собирается в одном месте. Один человек сегодня не в состоянии сделать даже карандаш. Процесс очень сильно растянут и сложен.
Смотрите в видео: а что сами студенты думают, кто такой «новый инженер»
— Это хорошо или плохо?
— Это ни хорошо, ни плохо — это то, как сейчас работает мир. И, скорее всего, по-другому он работать не будет. Когда мы выходим на определенный уровень сложности, просто не целесообразно производить и собирать все в одном месте. Гипотетически это можно сделать, вопрос - зачем? Разные узлы производят в разных местах не потому, что так придумал какой-то злой гений или так вышло. А потому что так быстрее, дешевле, эффективнее. Пример — пять вузов разрабатывают пять приблизительно одинаковые онлайн-курсов по пяти одинаковым предметам. Разумеется, тратя на это в пять раз больше энергии и сил - вместо того, чтобы договориться и сделать в пять раз больше за то же самое время и те же самые деньги. Но пока мы совместными усилиями не поймем, какое инженерное образование должно быть, в какой конструкции оно может существовать в России, мы никогда не начнем двигаться вперед. Мы можем только точечно между двумя вузами чем-то делиться, что-то передавать или продавать. Это уже классно, но не меняет всей картины принципиально.
«В нашей отрасли должно произойти что-то, что произошло с автопромом после кризиса 2008 года, когда была массовая точка пересборки, и все компании перешли на платформенные решения. Потому что в новой экономической реальности, когда позакрывались множество заводов, заниматься точечной сборкой отдельной машины стало не выгодно. Но если ты разрабатываешь платформу и у тебя есть узлы, которые можно заменять как конструктор и на одной платформе собирать разные автомобили, то ты можешь выпускать линейку, налаживать производство в разных государствах, кастомизмровать и оптимизировать их под разные рынки».
Чтобы запустить что-то похожее в образовании, сначала нужно определиться с платформой, в широком смысле этого слова: на чем строиться образование? Какие правила игры? И дальше разрабатывать модули, благодаря которым мы можем достичь истинной индивидуализации траектории, когда студенту не важно, в какой вуз он зачислился: он может поучиться в Томском политехе, Высшей школе экономики, МИФИ, ДВФУ, МГТУ им.Баумана, и собрать уникальную карту компетенций под конкретное рабочее место, под конкретную отрасль. Стать, как сейчас говорят, инженерным спецназом, про который говорил Щедровицкий в цикле лекций в ТюмГУ, посвященных инженерному образованию.
— А чем «спецназовец» отличается от обычного инженера?
— «Инженерный спецназ» готовится под классы задач, намного сложнее стандартных. Но есть нюанс: компании должны быть способны предоставить такие задачи. Поэтому развитие инженерного образования может идти только вместе с развитием отрасли в рамках какого-то инновационного кластера. Университет больше не может существовать отдельно, в отрыве от компаний, которым нужны не просто линейные специалисты: они понимают ценность инноваций, готовы вкладываться в R&D и совместно с университетом расти.
Но, опять же, даже в контуре «университет-компания» это невозможно — должен быть регион, который это движение поддерживает и готов частично финансировать. И – обязательно государство. Только в такой связке мы можем произвести что-то принципиально новое. Из хороших новостей — кажется, мы все начинаем это понимать.
Если университеты давно — и относительно робко — об этом говорили, то с теми же индустриальными компаниями все было немножко сложнее – не потому, что они плохие, а потому что это в первую очередь бизнес. Их ценность — заработать деньги. Если проще купить, чем развивать свое – они будут покупать. Сейчас все оказались в ситуации, когда просто невозможно что-то купить: цепочка поставок нарушена. И это та самая кризисная история, которая становится точкой неизбежного роста. Два варианта: мы сейчас либо разберемся, как эту машину запустить, и запустим. Либо – летим все вместе с пропасть. Думаю, второй вариант не нравится никому.
— Много сейчас запросов от бизнеса на импортозамещающие технологии?
— Скажу так: пока все прощупывают почву. Во-первых, стремление к замещению импорта поддерживается «сверху»: снимаются бюрократические барьеры, постановление за постановлением, день за днем выходят проекты документов, упрощающих процедуру закупок и возможность интеграции компании в университет. Во-вторых, компании уже таргетно закидывают запросы, буквально на днях был такой: можете ли вы срочно поставить изотоп лютеция-177?
— И как, можете достать изотоп?
— Можем. У нас есть запущенный ядерный реактор, на котором наши ученые занимаются производством различных радиофармпрепаратов и других технических используемых изотопов. Не факт, что именно это производство (лютеция-177) сейчас запущено, но удовлетворить запрос мы можем — пусть и не завтра. Кто-то ищет изотопы — достаточно сложные наукоемкие вещи. А есть запросы гораздо более прозаичные: привезли на одно предприятие дорогое иностранное оборудование, целую производственную линию, а доставить людей, которые ее отладят и запустят, нет возможности. Соответственно, вопрос: а есть ли такие кулибины у вас? Это же тоже классная инженерная задача. В целом, я уверен, нашей промышленности понадобится взгляд не изнутри, а снаружи — от людей, у которых высокая экспертность в инженерии, прокачанные цифровые компетенции. Обратный процесс пойдет, когда университету сильно понадобятся конкретные прикладные знания из индустрии. Тогда интенсифицируется процесс привлечения специалистов-практиков в образовательный процесс.
— Высококлассный специалисты обычно очень заняты, как вы хотите встроить их в обучение студентов?
— Для этого, в том числе, мы уже переходим на модульный принцип. Скажем, раз в год вытаскиваем человека на неделю в вуз, и он интенсивно читает часть курса, а потом спокойно возвращается на работу. Важно, что мы совместно будем обсуждать темы, над которыми работают студенты. Сейчас компании не готовы прийти и дать список: нам интересно то-то. Это всегда диалог, и его нужно вести, чтобы создавать пул проблем и вопросов, которые университеты могут решать для компаний и которые компании могут закрывать для университета. Модульный принцип запускается уже в сентябре этого года.
«Прямо сейчас мы занимаемся тем, что проектируем новую схему управления. Потому что экспериментов в области содержания образования, технологии, дидактики и методологии мы провели великое множество. Наработок гигантское количество. Уже сейчас какие-то студенты учатся на виртуальных тренажерах с использованием VR-технологий. Отдельные преподаватели используют «обратный класс». Есть студенческие проектные офисы, где студенты работают над реальными проблемами. Все это есть, просто распределено в разных местах университета. И вопрос не в том, что нужно придумать, как учить – это давно придумали. А в том, как собрать эту сложную конструкцию, механизм управления, чтобы все это держалось вместе».
— Так все-таки есть универсальный ответ, как учить этого самого нового инженера?
— Конечно, нет. Любой универсальный, простой ответ не может быть правильным в мире той сложности, в котором мы живем. Но есть пара тезисов. Во-первых, образовательный процесс должен быть очень сложный, но при этом очень интересный. Учиться должно быть трудно, без вариантов. Извините, если вы хотите легко и хорошо провести время, то это не про образование и точно не про инженера. Во-вторых, реальное образование и обучение невозможно посредством лекций. Если вы что-то посмотрели или прочитали — это не образование. Оно возможно только в деятельности и в коммуникации. Нельзя прочитать о теннисе и научиться играть в теннис или посмотреть видео о езде на велосипеде и научиться ездить. Школа учит нас этой иллюзии понимания: я прочитал параграф и все теперь знаю. Ничего подобного: ты это не прожил, не прочувствовал, не продумал. Именно поэтому в конце каждого параграфа есть вопросы. Если ты на них не ответил, не поставил себя в позицию, когда сам угрожаешь своему знанию и из этой позиции пытаешься его обосновать — ты на самом деле ничему не научился. И эта коммуникативная педагогика, оценка в деятельности должна быть основой инженерного образования.
— А вот интересно: была ли точка, в которой команда ректора осознала необходимость кардинальных перемен?
— В этом нам помог один мысленный эксперимент. Вы знаете, что не так давно в системе дополнительного образования детей введен механизм закрепления бюджетного финансирования за человеком: каждый ребенок получает сертификат и идет с ним в выбранное учреждение. Так вот, мы представили себе, что будет, если контрольные цифры приема и бюджетные места будут распределяться не на университет, а на человека, и он сможет унести свой сертификат куда хочет. У нас были результаты анкетирования первокурсников, и мы посмотрели, какое количество студентов писало Томский политехнический университет как первый выбор при поступлении. Их оказалось 39%. То есть большая часть — 61% абитуриентов — в первый приоритет выбирает Москву, Питер, и, не поступив туда, останавливается на Томске. И это не какая-то уникальная ситуация, она не говорит о том, что у нас все плохо. Это вполне типичные цифры для вузов вне двух столиц. Для хороших вузов. Сможем ли мы устоять, если 2/3 студентов получат свои бюджетные деньги на образование в руки и смогут унести их куда угодно? Конечно, нет. Университет коллапсирует полностью. Мы даже не сможем избавить от менее эффективных программ, ужаться… Университеты просто закроются. И стало понятно, что логика сборки инженерного образования должна быть вообще другой. Как раньше — нельзя. Здесь как с компаниями. Выживать в эпоху экономических потрясений будут те компании, которые умеют быстро перестраиваться. Но при этом сохранять себя, свое ядро.
«Интересно — мы анализировали, какие качества у студентов нужны работодателю. Из топа ушла креативность и коммуникация. Но туда пришла резистентность — это что-то среднее между стойкостью и адаптивностью. Устойчивость через гибкость. Способность сохранять себя, но при этом быть продуктивным в меняющихся внешних условиях».
— Изменения в такой консервативной отрасли, как образование, - процесс долгий. На какие сроки вы рассчитываете и какие программы будут меняться в первую очередь?
— Сейчас уже пересобрана химическая технология, в процессе — инноватика, геология и нефтегазовое дело. С сентября они откроются в новом формате. Пока изменения касаются только магистратуры — пересборка бакалавриата процесс более длительный, потому что программы длиннее. Скорей всего, новые бакалавриаты мы запустим в 2023 году, но их элементы будут внедряться уже в 2022-м — это и возможность студентам получать дополнительные квалификации, т.н. micro degree, и выбор индивидуальных образовательных траекторий, и получение конкретных важных прикладных скиллов – в пространстве университета и у промышленных партнеров. К 2025 году мы пересоберем все образовательные программы. Но это не значит, что все закроем и откроем заново. Ассессмент (комплексную оценку) пройдут все программы, и каждая должна будет доказать, почему она актуальна и нужна. И самое важное — ассессмент будет проходить регулярно: программы просто обязаны быть конкурентоспособными и продуктивными, нести ценность миру, студенту, университету, компании. Иначе это просто трата ресурсов, которую мы себе больше не можем позволить.
